Кто читал мою историю, знает, что пережить расставание мне помогло в том числе участие в работе с детьми в одном детском учреждении. Там находятся недолгое время дети-сироты. Сироты при живых родителях - алкоголиках, наркоманах, игроманах...
Вчера я шел по коридору этого учреждения и увидел, что в одном боксе плачут сразу две маленькие девочки (из четырех). Маленькие - не моя "специальность", но раз сразу две плачут, зашел.
Я знаю, о чем плачут здесь дети: о том, что их никто, совсем-совсем никто в целом мире не любит, не ждет. Хотя когда их спрашиваешь, они выражают свою боль по-другому. Говорят: "хочу домой", "хочу чтобы мама пришла", "просто так". И прячут глаза, чтобы ты не увидел, что на самом деле их мучает и как велика эта боль.
Семилетняя Наташа сказала, что плачет потому, что хочет в приют. У нее и дома-то нет, но надо же куда-то хотеть. Через минуту ее слезы просохли.
А маленькая Женя, которая еще и говорить не умеет, продолжала безутешно плакать, лежа в кровати, мои слова не помогали. Пришлось, обернув одеялом, чтоб не описала, посадить на колени. Женя сразу перестала плакать и минут 15, пока я разговаривал с Наташей, неотрывно смотрела мне в глаза пронзительным младенческим взглядом. Это было редкое событие в ее жизни!
Разговаривая с Наташей, я тоже иногда поглядывал на Женю. Глазки у Жени косые - в кучку. Ротик скорбный, мученический. На затылке большая, с Женину ладошку, плешь.
- Что это у нее? - спрашиваю Наташу.
- Это ее мама била, - отвечает она.
Как нужно бить, чтобы волосы перестали расти?
У меня коленях человечек, в жизни которого совсем-совсем не было счастья. Не какого-то особого, а обыкновенного детского счастья. И возможно, его и не будет в ее жизни никогда. Единственный шанс для нее стать хотя и трудным, но все-таки членом общества - если ее удочерят очень хорошие, духовно сильные люди. Если же нет, тогда - детдом. А из выпускников детдома - 90% становятся или преступниками, или алкоголиками и наркоманами или просто не доживают до взрослых лет. Какое там несчастье разбитой любви! В 14-15 лет она уже будет растлена настолько, что ни сердце, ни тело не будут почти ничего ощущать.
Еще не умея говорить, эта душа знает, в какой она беде. И знает, что ее может спасти, - только любовь. Которой ей не хватает как умирающему от жажды в пустыне. И даже эти минуты сочувствия захожего дяди для нее - оазис, небывалая удача. Детские врачи рассчитали, что каждому ребенку, чтобы вырасти психически нормальным, нужно, чтобы его обнимали не меньше чем полчаса в день. А Женя - обнимали ли ее полчаса за все ее два или три года жизни?
Но мне нужно идти, у меня назначена встреча. Я усаживаю Женю обратно на ее кровать, прошу не плакать. Но она разражается таким ревом и так моляще тянет ко мне руки, что я решаю остаться еще на несколько минут. Ведь для меня это так мало. А для нее - так много. Обретя меня снова, Женя изо всех сил вцепляется в меня, как грудной младенец в грудь матери. Кладет голову мне на грудь, закрывает глаза. Встревоженно открывая их всякий раз, когда я шевелюсь. И мы сидим так, крепко обнявшись, еще 15 минут.
Такие минуты жизни - самые осмысленные, самые полновесные. Но радости нет. Потому что этого так мало, так ничтожно мало для того, чтобы Женя когда-нибудь стала по-настоящему взрослой, могла быть любимой и любить...
Последний раз редактировалось Брат 29 июл 2007, 23:12, всего редактировалось 5 раз.
Для разрядки расскажу, о чем в это же самое время говорили с Наташей.
Наташа – девочка красивая, хотя ее карие глаза, как у всех детей здесь, – взрослые. По причине вшей косы обрезаны, остатки волос Наташа в нескольких местах заколола так, что они торчат вверх, как рожки у инопланетянки.
- Ты самая взрослая здесь, - говорю ей. – Поэтому ты должна заботиться обо всех. А ты вместо этого плохой пример показываешь. Видишь, Женя смотрит на тебя и плачет. Ты бы лучше развеселила ее, чтобы они все здесь улыбались. Ты должна им быть как мама…
Я говорю все это, сидя напротив Наташи на соседней кровати. На этой же кровати сидит очень-очень тихая девочка 6 лет, которая всегда провожает меня из-за стекла очень грустным молящим взглядом. Эта девочка в лидеры не годится.
У Наташи жалость к себе проходит. И то ли желая еще пожаловаться на жизнь, то ли с целью похвастаться, Наташа показывает мне место во рту, из которого вчера выпал зуб. Я в ответ показываю, что и меня зуба не хватает.
- Только у тебя вырастет, а у меня уже нет!
- Вы станете совсем старенький и умрете, - делает вывод Наташа.
- А ты что, не умрешь?
- Я тоже умру, - и добавляет мне, как секрет, который недавно узнала: - Дети тоже станут старенькими и умрут!
- А ты знаешь, о чем больше всего жалеет человек, когда умирает?
- О чем?
- О том, что он делал мало добрых дел.
Потом мы говорим о приюте, о маме, о Наташиных волосах.
- У нас в приюте есть воспитательница тетя Таня. Она такая красивая, у нее красные волосы! Я, когда вырасту, у меня тоже будут красные.
- А тетя Таня – старенькая?
- Нет, она… средне старенькая.
- Средне старенькая? А я – очень старенький?
- Да, очень.
3-летний Дима решает присоединиться к нашей беседе. Он выходит из туалета с горшком, ставит его прямо между мной и Наташей и усаживается на него.
- Ты что сюда с горшком пришел? А ну-ка иди обратно!
Дима послушно уходит.
Эти дети восприимчивы к нравоучениям и примеру. Наташа встает и говорит:
- Я самая старшая здесь, - и оглядывается вокруг как хозяйка.
Я прошу ее помочь Диме, который пытает застегнуть на себе памперс. Она старательно помогает ему. Похоже, впервые.
Начинаю шутить. Юмор тонкий, едва заметный даже для меня самого. Но Наташа незамедлительно реагирует:
- Я не могу сейчас смеяться. Потому что я очень в приют хочу.
Но через пару минут она уже смеется.
Приятно, когда приходишь – ребенок плачет, уходишь – улыбается. С такими детьми это легко…
Последний раз редактировалось Брат 13 июл 2007, 12:48, всего редактировалось 2 раза.
Так уж сложилось что у нас очень дружная семья, детей, племяшек и внуков у нас несметное количество , мы все очень дружны, мамы у нас сумашедшие, потому как, так самоотверженно заниматься воспитанием, своих и чужих детей, это оприделенно подвиг.
Глядя на своих племяшек.... сытых, розовощеких карапузов, взрощенных на Шреке и компьютерных играх, рожденных в семьях, где детей Бог миловал, никогда не узнать что такое жестокость и родительская не любовь.... и читая то, что написали Вы у меня больно щимило душу. Становится просто не понятно, как же можно бросить свою кровинушку на произвол судьбы, как же можно рукоприкладством заниматься??? Все это, уже который год не укладывается в моей голове, когда я так же посещаю подобного рода приют... Моя сестра детский психолог, и по роду деятельности она проводит все свое время в двух приютах нашего города. А я переодически помогаю этим малышам, вещами, старательно собранными моей мамой и купленными сладостями. Да, пусть для них это ничтожно мало, но все же.... если мне удалось хоть не на долго, сделать малыша счастливым....
Одна из наших форумчанок вчера вперввые пришла к этим детям. Кстати, вот это действительно добрая новость. Причем она собирается ходить вдвоем с сестрой-двойняшкой. Это двойная радость!
В одном из боксов появилось трое незнакомых мне детей. Вообще-то здесь многие дети дружелюбны, но эти встретили меня просто с восторгом, как давнего друга.
– Как вас зовут?
– Таня Ежикова, Кирилл Ежиков, и это вот Никита Ежиков! – захлебываясь словами, отрапортовала Таня (фамилии изменены).
– Так вы братья и сестры тут! А почему вы такие разные?
Хотя все они смотрели на меня с дружелюбной улыбкой, дети были очень разные. Худенькая веселая Таня 7 лет, совсем худой задумчивый Кирилл 3 лет и толстощекий Никита 2 лет.
Таня не сразу смогла объяснить, почему они оказались здесь. Точнее, не хотела. Она все время сворачивала на второстепенные подробности, на милицию, которая их везла. И только, наверно, когда я в третий раз повторил: «Танечка, а что у вас дома?», ее глаза подернулись пеленой, голос наполнился слезами: «Ой, дома, у нас трагедия, такая трагедия!» – и опять ушла в сторону, рассказывая с улыбкой, какие у них хорошие бабушка с дедушкой. Вопрос о том, какая у них трагедия, тоже пришлось повторить раза три, прежде чем Таня перестала улыбаться, ответила: «У нас такая трагедия… у нас мама пьет!» – и освободила свою тайну слезами. Потом мне удалось выяснить, что и бабушка с дедушкой тоже пьют. И бабушка на просьбу внучков что-нибудь поесть отвечает: «У нас только на закусь».
По словам Тани, мама начала пить, когда погиб дядя Саша, «самый лучший человек на земле». Отчим ребят, по-видимому.
Никита выше пояса крепыш, хоть фотографируй на рекламу молока или каши, а ноги – одни кости. Видимо, дома ему не давали ходить, поэтому он всегда сидит на кровати на коленках (в позе дзен), но если его взять за руки, может ковылять, как журавлик, не наступая на пятку.
У Кирилла ниже шеи маленькая твердая опухоль. Это мама прижгла сигаретой, чтобы есть не просил. Таня говорит, трезвая была. Видимо, ожег пришелся на сосуд, поэтому опухоль необходимо удалять.
Ну а Таня, как я уже сказал, обаятельная симпатичная девочка, даже бритая наголо. Правда, когда я предложил ей порисовать, она чуть ли не испугалась, несколько раз повторила, что не умеет, и только после множества моих вдохновляющих слов и примера с трудом нарисовала кружку – так как нарисовал бы 2-летний ребенок. Больничный психолог предположила по ее чрезмерной демонстративности, что у нее шизофрения.
В больнице они были долго. Каждый раз встречали меня с восторгом и прыжками радости. Так набрасывались на конфеты, будто их здесь не кормят. Вот какая память о постоянном голоде – уже несколько недель не могут наесться.
– Дядя, ты завтра придешь? Приходи еще! – приглашает Кирилл, разговаривая с трудом из-за сразу двух конфет за щеками.
Он хитрит, но его хитрости очевидны.
– А без конфет приходить? – спрашиваю.
– Без конфет… – он задумывается. – Без конфет не приходи.
– Ладно, уж приходите и без конфет, – любезно заглаживает откровенность брата Таня.
Вожу по палате Никиту, прошу Таню как можно чаще водить его. Таня обещает.
Таня рассказывает о крысах, живущих в умывальнике. Таня наблюдает за ними через стекло двери. Я смотрю в стекло:
– Да никого там нет.
– Да? А вы нагнитесь.
Нагибаюсь и встречаюсь взглядом со здоровенной крысой. Только после моего стука в стекло крыса, не торопясь, разворачивается, свесив хвост наружу, и уходит в обширную дыру.
Наверно, дядя Саша, отец Никиты, и правда был хорошим человеком. Никита такой сдержанный, спокойный и поразительно терпеливый. Он только после уколов немножко плакал, а так никогда ни на что не жаловался. Когда брат и сестра забывали помочь Никите развернуть конфету, он терпеливо трудился над оберткой, пока родичи съели уже штук по пять, хотя ему очень хотелось эту конфету! Не просил, не жаловался. Вот так смирение!
Вообще Никита вел себя как человек благородного воспитания. Когда я гладил его по голове, ему было ужасно приятно, но он даже не поворачивал головы и улыбался лишь глазами и углами губ. Как и все дети, он испытывал потребность в том, чтобы его держали на руках, обнимали, но никогда не просился на руки.
Когда их с Кириллом крестили, я минут десять снимал с Никиты тесную рубашонку. Чуть уши не оторвал, а он все это время сидел руки кверху и даже не морщился. Батюшка поразился: «Терпели-и-ивый! Мой бы уже давно разорался». Высказывается Никита только по делу, например, когда у него падает тапок и необходимо его поднять.
– Я буду скучать по вам, – сказал ребятам, когда видел их последний раз. Хотя еще не было известно, когда их переведут в приют.
– Мы тоже будем скучать по вам, – ответила вежливая Таня.
И вот прихожу в следующий раз в отделение, и никто не встречает меня за стеклом бокса Ежиковых. В боксе очень тихо. Лицом к стене спит какой-то малыш, другая малышка лет трех тихо сидит, сгорбившись на кровати и глядя в пол. Иногда издает тихие звуки, похожие на всхлипы. Я спрашиваю ее, как ее зовут, сколько ей лет. Повторяю вопросы. Она не отвечает.
Вдруг спящий малыш просыпается, садится на кровати. Это Никита Ежиков. Он не похож на себя – какой-то грустный, одинокий и как будто даже похудевший.
– Никита! Почему ты один?!
Никита впервые за время нашего общения протягивает ко мне руки, без улыбки, без слов, как к вернувшейся издалека маме, и по этому движению я всё понимаю.
Кирилла и Таню отправили в приют. А Никите по возрасту – в дом ребенка. Их пути расходятся. И сойдутся ли снова? Если родственников лишат права опеки, то Никиту могут усыновить. И его новые родители могут по закону скрыть его от всех родственников, включая сестру с братом.
Сажаю Никиту на колени, обнимаю, он прижимает голову к моей груди. Его горячее сердечко бьется часто, и оно как будто сразу под кожей. Не знаю, должно ли так быть у младенцев.
Во мне пламенная молитва без всяких слов. Молитва об этом хорошем человеке. Ты теперь один среди людей, мой крестник! Без братьев и сестер, почти без ног. Но ты не один. Я чувствую горячую мольбу этой души, и чувствую, что мы не одни. Мы втроем. Христос обнимает нас, и Его сострадание, любовь несравнимы с моей. И Он сделает всё, что в силах Бога, чтобы спасти эту душу на ее мученическом пути. Чтобы ты научился ходить, Никитушка. Не стал вором и наркоманом. Чтобы не совратился, а совратившись – покаялся. Может быть, ты станешь взрослым хорошим человеком, хорошим отцом. Сколько для этого нужно чудес! Я постараюсь молиться…
Последний раз редактировалось Брат 31 май 2007, 17:10, всего редактировалось 2 раза.
Яна 7-ми лет уже неделю живет в боксе одна. Потому что у нее чесотка. Руки и ноги расчесаны в кровь. Всю эту неделю она почти ничего не ест. По ее объяснению, "я просто очень нервничаю и поэтому не хочу". От слез под глазами синяки, лицо трагическое, когда я вхожу. Но она умная добрая девочка, и, когда ухожу, после дружеского разговора и смеха лицо уже другое. По складам с большим интересом читает "детское Евангелие".
По утрам она поет песенку солнышку: "Эта песенка как молитва. Когда я ее долго-долго пою, солнышко появляется. Вчера я два часа ее пела, и солнышко появилось".
Неделю назад она сказала мне, что ее мама последние два года в больнице, и за это время Яна видела ее всего один раз. Я подумал, что мама либо в психушке, либо в тюрьме, либо ее уже нет в живых.
В этот раз Яна призналась, что мама ее болела и до больницы.
- Она меня выкидывала на помойку. Но это потому что она болела, а так она меня любит. Я вам этого не сказала сразу, чтобы вы не огорчились.
- А ты сама помнишь, как она тебя выкидывала?
- Нет, я же маленькая была! Мне тетя Галя рассказывала.
- А что, мама тебя несколько раз выкидывала?
- Да, несколько раз. Но совсем-совсем немного, всего несколько разочков. А так она хорошая, она меня любит...
Прочитал книгу "Детская правда". Написала психотерапевт Надежда Афанасьевна Дробышевская. Она работает в детском отделении психиатрической больницы. Эта книга о том - как дети, которые не получают любви от родителей, становятся "трудными", вплоть до психиатрического диагноза и выпадения из общества. Автор - очень добрый и талантливый православный воспитетель. Книга очень хорошая, хотя и страшная. Рекомендую книгу "Детская правда" всем, кого интересует тема помощи таким детям.
читаю и слёзы наворачиваются...
жалко мне этих детишек... часто крутят по телевизору съёмку в Екатеринбурге про бокс отказников (думаю все видели,поэтому рассказывать не буду),просто не понимаю,зачем так поступают с детьми,ведь они и так обделены любовью и счастьем!!! недавно был фильм "профеесия репортёр" или что-то типа этого... показавыли детский дом... честно,у меня волосы дыбом встали,когда показали 10-летних девочек и мальчиков,курящих за углом учреждения,когда сказали,что делают по несколько абортов 14-летним девочкам в месяц!!!что одна в 12 родила,но отказалась и что теперь ребёнка ждёт???!!!очень обидно,что наши же дети стали не нужны нам,что у многих они вызывают отвращение при встрече на улице,а для государства они просто обуза!!! все мои вещи всегда уходили в детские дома через мою маму,они всей своей организацией собирают вещи,деньги и т.п. для детских домов,тётя занята в "красном кресте",она часами рассказывает про этих детей,сейчас уходить собралась в монастырь,но ведь она нам тут нужна и нужна будет этим деткам,хоть и знаем,что ей там будет лучше...
ведь если до 2 лет у ребёнка есть шанс обрести семью,то позже у него эти шансы исчезают... просто даже не требуется ходить,как Брат в больницу,а просто иногда при встрече с ребёнком из детдома,улыбнуться ему,ведь от вас не убудет,а они хорошие и добрые,только намного старше,чем их ровестники...
Их зовут Галя и Леша. Галя точно знает, что ей 5 лет. Леша сомневается. По мои ощущениям – ему примерно столько же. Они из разных приютов, но их маленькие детские судьбы ненадолго пересеклись – они лежат в одном боксе.
В этот раз меня посетила странная мысль. Я подумала, что крупно повезло детям, оставшимся сиротами с пеленок. Воспоминания о домашнем прошлом не пленяют детский ум, не отзываются в маленьких сердечках болью желанной, но далекой мечты – вернуться к родным.
Галя рассказывает, как в своем приюте была волшебницей с короной и волшебной палочкой.
Я интересуюсь:
-А палочка настоящая была?
-Неееет конечно (Галя смеется)! Игрушечная.
-А как здорово было бы, если б она была настоящей волшебной палочкой, – говорю я, и, глядя на знойный майский пейзаж за окном, добавляю, – можно взять, и сказать «Вот бы сейчас на море!»
-Вот бы сейчас к маме с папой! – поправляет меня Галя.
-Вот бы сейчас милицейскую кепку, наручники и дубинку, – загадывает Леша. - Я буду милиционером, когда поработаю в армии! - Леша не вспоминает маму.
-В армии не работают, а служат, - комментирует Галя. Откуда она это знает в свои 5 лет…
-От него мама отказалась, - поясняет Галя.
-Да, послужу в армии и стану милиционером…Моя бабушка сидела всегда ночью пока не было очень поздно.
Настю знаю уже давно. Умная и добрая девочка. Лежит на постели; на животе, как грелка, очередная раскрытая книга.
Ульяна просит у меня телефон позвонить маме. Уходит с телефоном за стеклянную перегородку ванной комнаты.
До нас доносится ее голос, сначала беспокойный, потом взволнованный, потом переходящий в крик. Она кричит одну и ту же просьбу:
- Мама, пожалуйста, приедь ко мне сегодня!!!
Она повторяет просьбу на разные лады, уговаривает, но видно, мама не согласна. Мама у Ульяны, как у большинства детей здесь, пьющая.
В колнце концов Ульяна выбегает из ванной,отдает мне телефон, бросается на постель лицом вниз, ее тело сотрясают рыдания. Мама отказалась приехать.
Отдаю телефон Наташе. Огромная, как грузчик, говорит басом, книг не читает. Она уходит в ванную, и мы слышим, как она своим невозмутимым голосом грузчика настойчиво просит маму приехать. Такому голосу трудно не подчиниться, но видно, что маму не трогает просьба дочери.
Ульяна плачет на своей кровати.
Умница Настя смотрит куда-то сквозь потолок. Ей даже некому позвонить. Она привыкла к этой нелюбви.
Но разве к ней можно привыкнуть?
Я бы уточнила - взять к себе, подготовив себя и свою семью к такому шагу. А то бывают случаи возвращения детей в детдома. Помоги, Господи, всем приемным родителям! и вообще всем, кто о сиротах заботится!